Летний вечер

Было уже темно. Дождь лил как из ведра, и порывы ветра хлестали его струями воды по старой болоневой куртке с капюшоном. Ему нравилась такая погода и это время суток, потому что все сидят по домам, не высовывая носа на улицу, и можно побыть в одиночестве. Он возвращался с работы. Вернее с очередного подработка.
С тех пор как умерли его родители, и он остался один, ему приходилось добывать себе деньги на жизнь самостоятельно. В этот раз подвернулся неплохой способ заработать. Нужно было просто выкопать большую яму и вывезти землю на улицу. Летом вообще можно было неплохо заработать простым физическим трудом. По-другому он зарабатывать не умел. Иногда он вспоминал те дни, когда учился в колледже. Тогда он думал, что станет программистом, ну или хотя бы продавцом в магазине электроники. Но ничего не вышло, и приходилось зарабатывать деньги, работая руками. Дело осложняло то, что он плохо ладил с людьми, и не мог устроиться на постоянную работу в какую-нибудь бригаду или фирму. Да и не хотел, ведь тогда нужно было бы каждое утро рано вставать, мыться и идти на работу, где целая куча чужих людей, с которыми нужно как-то общаться. Уж лучше подрабатывать, потихоньку делая то, что он неплохо умеет — копать ямы, ломать старые сараи и иногда заливать бетон.
А теперь он возвращался с очередного калыма, катя перед собой свою вместительную тачку, с уложенными в неё рабочей одеждой, накрытой большой старой кожаной курткой, лопатами и кувалдой, которая представляла предмет его особой гордости. Особенно ему нравилось, когда кто-нибудь брал её в руки и тут же бросал на землю, удивляясь, как он может ей работать. Правда, виду он никогда не показывал, потому что знал, что тогда его примут за дурачка, а не просто за тихого работящего парня. Хотя он догадывался, что кто-то считает его дурачком, но старался просто не думать об этих людях, ведь что делать с ними он не знал, а то, что ему хотелось с ними сделать запрещено законом, а в тюрьму очень не хотелось. Только иногда он позволял себе некоторые фантазии, о которых впрочем, никому не рассказывал.
Он шёл прямиком по лужам, и чувствовал, как вода хлюпает в дырявых осенних ботинках. Значит, не нужно будет мыть ноги, подумал он. Если походить в мокрых ботинках, то ноги становятся такими чистыми, какими не бывают даже после душа. И кожа сморщивается так, как было когда его маленького мыла мама. Он почему-то запомнил свои чистые розовые сморщенные от воды пятки без мозолей от неудобной обуви.
Тачка ехала тихо и не скрипела как обычно. Хозяин дома, где он работал, смазал её солидолом, потому что этот скрип раздражал его и как он говорил, мешал спать, после обеда, его маленькой дочке. Он специально немного задержался, чтобы, когда он будет возвращаться домой с тачкой, уже стемнело, и людей на улице стало поменьше. Так что дождь был только на руку.
Он медленно шагал под струями дождя и порывами прохладного ветра и вдыхал свежий воздух. Ему было хорошо — в кармане лежали деньги, на которые можно, не выходя из дому, жить некоторое время. К тому же хозяин дома сказал, что когда будет проводить водопровод, то опять пригласит его.
Из-за дождя нельзя было идти проулками меж частных домов, как он обычно делал, и пришлось возвращаться домой по тротуару большой освещённой фонарями улицы, по обеим сторонам которой росли большие деревья, дающие тень. В принципе можно было идти по дороге, но он имел предубеждение против машин. Ещё в детстве ему приходилось видеть, что бывает с пешеходами, случайно сбитыми машиной.
Недалеко от дороги, за домами находился железнодорожный вокзал, и было слышно, как подошёл и остановился поезд. Вскоре по дороге проехали две или три машины такси, вызванные приехавшими людьми, не желающими мокнуть под дождём или пережидать непогоду на вокзале в компании мух и бомжей. Поезд ушел, и такси развезли приезжих по нужным им адресам. На улице снова стало пусто.
Но неожиданно послышался стук каблуков по асфальту, и из-за угла вышла молодая женщина в ярком оранжевом плаще с капюшоном. На плече у неё висела белая дамская сумочка, в одной руке была большая дорожная сумка, а другой она пыталась удержать вырываемый ветром зонт. Он остановился и затаился в тени деревьев глядя на женщину. Она подошла к краю пустой дороги, огляделась, не заметив его, и пошла прямо по асфальту.
Он стоял и смотрел, как она удаляется и, как это с ним часто бывало, незаметно уходил в свои фантазии. Ему представилось как он тихо, под прикрытием деревьев догоняет её и бьёт плашмя лопатой по голове, укладывает в тачку, связывает верёвкой, которую он всегда берёт с собой на калымы, чтобы поднимать вёдра с землёй, или, даже если она не нужна, просто чтобы однажды не забыть. Затем затыкает рот носком и перевязывает кляп вторым. А потом привозит в свой дом и делает с ней все те вещи, которые всегда хотел сделать с женщиной. Конечно, после её пришлось бы убить. Но зато у него появилось бы много мяса. Он научился разделывать туши, помогая отцу на мясном рынке, когда ещё учился в старших классах школы. Эту фантазию сменила другая: она вдруг разглядела его среди деревьев, нерешительно подошла и попросилась к нему на ночлег. Он привёл её в свой дом, накормил, подождал пока она выйдет из душа, и… она осталась у него ещё на два дня. А потом она показала его моды к видеоиграм своему другу и его взяли в команду разработчиков видеоигр. Они поженились, родились дети, вышло много новых игр, а он стал креативным директором отдела.
Внезапно фантазии прервал шум летящей по скользкой дороге машины и глухой удар. Он увидел, как мелькнул яркий силуэт, и тело женщины отлетело в кусты у дороги. Джип не снижая скорости, умчалась прочь.
В голове у него смешалось, но сразу же он заставил себя успокоиться. Осталось только необычное возбуждение, как во время игры в экшн-эрпэга, когда входишь в незнакомую пещеру с сокровищами в, только что обновлённой, намагиченной броне и с заколдованным мечём наперевес. Он подумал, что кто-то может, услышав шум, выглянуть из окна, и решил, что нужно быстрее что-то предпринять. Быстро перебежав через дорогу вместе с тачкой, он загнал её в кусты, недалеко от места, куда улетело тело.
Женщина лежала на боку и не двигалась. Рот её был открыт и оттуда вытекала кровь. Один глаз удивлённо смотрел куда-то вдаль. Он осторожно перевернул её на спину и понял, что она точно умерла. Половина головы была размозжена ударом, кусок черепа вырвало, и сквозь кровь виднелся мозг. Глаз выскочил от удара и болтался на ниточке нерва. В открытом рту было видно сломанные зубы и запавший язык. Налюбовавшись мёртвым лицом, он вдруг осознал, что одна из его фантазий сбылась. Улыбнувшись самому себе, он пошёл к тачке, и отогнал её в тень под деревом и поставил вплотную к кустам, где лежало тело. Затем выложил одежду и сдвинул лопаты в сторону. Потом достал из кармана пакет, в котором носил обед и, надев его на голову мёртвой женщине, крепко связал ручки. Примерившись, аккуратно взял тело на руки и, выйдя из кустов, положил, на левый бок, в тачку. Оно почти поместилось, но наружу свисали ноги и левая рука. Вытащив из кармана веревку, он сначала связал лодыжки, а потом привязал их к запястью левой руки. И ещё, приложив некоторые усилия, подогнул голову к груди. В шее что-то хрустнуло, и голова осталась лежать, как он хотел.
Связанное в позе эмбриона тело компактно улеглось в тачке. Закончив с телом, он огляделся и полез в кусты за сумками. Не забыв захватить зонт, он уложил всё это на тело, накрыл курткой и закрепил его остатком шестиметровой верёвки. Ещё раз, оглядевшись и посмотрев, не забыл ли чего, он вздохнул и вышел из тени. По счастью на улице было пусто, и никто не выглядывал из окон. Иначе ему было бы трудно объяснить свои действия, начиная с того момента как он надел на голову женщине пакет. Если бы кто-нибудь вышел в этот момент на улицу — у него бы появились реальные проблемы. Эти тревожные мысли беспокойно крутились в его голове до тех пор, пока он не зашёл в свой тёмный проулок.
Почти во всех окнах домов было темно. Собаки, услышав шум, повскакивали и подбежали к забору, но гавкать на стали, потому что он часто ходил по ночам и собаки его знали. Подогнав тачку к своим воротам, он тихо открыл скрипучую калитку, которую специально не смазывал, чтобы слышать, если кто идёт. В темноте подогнал тачку к дому, открыл двери и, не включая свет, вышел на улицу. Отвязав куртку, он аккуратно взял тело в охапку, взвалил на грудь и, пошатываясь, зашёл в дом. Пройдя в темноте до ванной комнаты он, мысленно ругая себя за то, что забыл открыть дверь, локтем надавил на ручку и, войдя, положил тело в ванну. Затем вытащил из ванны куртку и развязал тело…