В детстве была сильная пневмония. Запустили до того, что пришлось переливать кровь. Мне было полтора года, но я очень хорошо помню то время, из-за того, что яркое впечатление от болезни, уколов в голову и под лопатку, и лежки под системой — все это заставило мозг работать раньше, чем ему было положено. Однажды, вспоминая об этом эпизоде своей жизни, я так себя накрутил, что поднял еще более старый слой своей памяти. Я лежал в деревянной кровати с перильцами, Я не мог тогда ходить еще — рано. Я не мог разговаривать, и только беззубо щерился навстречу лицам родителей, появлявшимся в светлом круге посреди тьмы. Таким — суженным — было тогдашнее восприятие. Один яркий образ я вспомнил из самых ранних дней моей жизни. Лицо. Простое незнакомое лицо. Не грустное, и не веселое. Внимательный взгляд, изучающе направленный на меня, барахтающегося в своей кроватке. Маленькие морщинки в уголках рта. И совсем нет волос, только бугорки на месте бровей. Будто такой старичок. Это лицо я увидел прямой в своей комнате, в детской. Оно смотрело на меня, возникнув из точки, где стены сходятся с потолком. Прямо из верхнего угла комнаты. Я иногда вспоминаю это лицо. И тогда у моего кота шерсть дыбится, и он смотрит на углы так, как будто умеет читать мои мысли.
Пневмонийный старичок,
А я всего лишь на внука посмотреть хотел!
Что же ты так с дедушкой…прости, не хотел пугать…не вышел рожей-то я…