Плоть Крамера

Несколько слов ат миня:
1. Буквочек многовато, но это не самое страшное На самом деле, это только начало моего романа в жанре биопанк и хоррор. А вот быть ему или не быть — решать вам, уважаемые фатальцы. То бишь, если положительных отзывов будет больше отрицательных, то я напишу продолжение. Если нет — то более этим текстом мучить вас не буду.

2. Жанр, как я уже написал выше: биопанк и хоррор. Никакой мистики, хотя сам ее очень люблю. Так что прошлое ГГ никакого отношения непосредственно к «ужасу» иметь не будет.

3. Я попытался закосить под своего любимого писателя, Стивена Кинга. Не спешите обвинять меня в ЧСВ — я прекрасно осведомлен, что я до уровня Короля доберусь не раньше, чем в Белоруси изберут нового президента. Я просто попытался копировать стиль, так подражать великим — это, я считаю не зазорно и даже полезно.

4. Наконец, желаю приятного чтения. Заранее спасибо за комментарии (если у вас возникнет желание их оставить).

Пролог.
Снафф — кино- или видеозапись настоящего убийства человека, сделанное с целью последующего распространения для развлекательных целей

15 декабря, 2013 год.
У меня чертовски много времени. И это одновременно грустно и смешно – так как я сижу в одиночной палате пансиона при Госпитале Милосердия. Вам должно быть знакомо это заведение – место, куда свозятся все богатеи из Нью-Йорка у которых, как выражается директор пансиона, «нарушено душевное равновесие». По факту же это – элитная психушка. Только здесь никого не пичкают насильно мощными нейролептиками и прочей дрянью… Хотя это заслуживает отдельной истории, до ужаса ироничной: местные пациенты (но их не принято так называть, здесь они «постояльцы», ха-ха) обычно сами клянчат таблетки у хорошеньких сестричек в бледно-голубых халатах. Так что никто не жалуется, система работает.
Но я немного отхожу от сути своего рассказа. Если вы читали громкое дело под названием «Фильмы для взрослых», как его окрестили репортеры Нью-Йорк Таймс, вы могли прочитать там имена виновников: Роджер Криммер, Паоло Донелли и еще кое-кто – Энтони Крамер. Я. Так вот, один забавный момент. Если Донелли и Крамера обзывали не иначе, как Потрошителями 21-го века, Кровными Братьями Дьявола и тому подобными тошнотворно-пафосными кличками, то скромный парень Энтони Крамер назывался не иначе как просто псих, а кое-кто даже окрестил меня невинной жертвой обстоятельств. Якобы они использовали меня, неуравновешенного шизофреника, в своих целях, так как сами марать руки не хотели. И самое ироничное здесь, даже еще более ироничное, чем история с лекарствами для обитателей пансионата, то, что я действительно выполнял всю черную работу. Правда, по собственному желанию. А если я и получил какое-нибудь психологическое отклонение, то только потом, уже после суда. После того, как я побывал в метро и пережил еще одно, не менее громкое событие… Но обо всем по порядку.
Перед тем, как Роджер с Паоло сбежали, они подсуетились, напрягли все старые связи, чтобы меня не посадили. Еще бы им не суетится, они ведь прихватили почти всю мою долю, ублюдки! Мне грозило пожизненное заключение в наистрожайшего режима тюрьме за то, что мы совершили. Естественно, поэтому знакомые моих дружков не смогли бы отмазать меня полностью. Смена документов, справка о нестабильности психики и кругленькая сумма на моем новом банковском счету, которую двое моих подельников таки оставили. И будь я проклят, если Донелли оставлял эти деньги не без зубного скрежета! Но это все уже не важно, потому что теперь я надежно спрятан за крепкими стенами пансиона, который круглосуточно охраняется отставными спецназовцами и псами, пускающими на землю сгустки пены из своих пастей. Теперь я в безопасности. Как я уже говорил – куча времени у меня впереди, и знаете, здесь охренительно скучно, несмотря на обильную качественную пищу, практически халявную наркоту и грудастеньких медсестричек. А еще меня очень беспокоят странные визитеры, которые что-то зачастили крутиться у моей палаты…
Так что, пожалуй, я расскажу вам свою историю, расскажу всю.

Часть 1. Снафф
Мы снова едем во внедорожнике Донелли. Снова эта дорога. И снова это один и тот же очень реалистичный сон…
Я не могу видеть колеса и нижняя часть корпуса машины, но я знаю, что они покрыты слоем вязкой грязи. Дорога, а вернее тропинка, по которой мы едем, не заасфальтирована и превратилась в месиво из-за кошмарного непрекращающегося ливня. Капли барабанят по окнам и создают надоедливый аккомпанемент, а дворники на лобовом стекле выбиваются из сил. В салоне пахнет кожей, мятный одеколон Паоло едва перебивает вонь чеснока и лука, идущую от него. Паоло – прямо таки киношный макаронник, в нем смешались все возможные стереотипы об итальянцах. Он готовит пасту, пиццу и салат «Цезарь», ведет себя в стиле мачо и обожает в пылу страсти скандалить со своими многочисленными подружками, громко матерясь на родном языке. Хотя сейчас его любовь к ругани не беспочвенна: под колесами Лэнд Крузера настоящее болото и итальянец ведет машину, сощурив глаза, и шепотом проклинает дорогу.
Я сижу сзади, на пассажирском сидении, по правую руку от меня Роджер. Криммер тихий, болезненно-бледный. Он сцепил ладони в замок, его руки трясутся. Я знаю, почему он так взволнован, почему напуган. Но эта мысль такая расплывчатая, я никак не могу конкретизировать ее, я словно пытаюсь ее догнать, а она ускользает от меня, виляя между призраками прошлого. Это сон. Он много раз повторялся. Меня сковывает гнетущее предвкушение чего-то нехорошего, но все же я как будто бы в первый раз совершаю эту поездку, и мне только предстоит разгадать, почему из багажника в салон просачиваются звуки явно детского плача… Тогда я думал, что мне просто кажется, что звук искажается. Но так как я не в состоянии понять причину своей настороженности, я просто плюю на вес это и, закурив, опускаю стекло, что бы выдыхать дым в холодную тьму. Это лишь середина нашей поездки, и если в этом чертовом сновидении все должно случиться, как в первый раз, пускай так оно и будет, я подыграю.
А меж тем сон меняется. Он потихоньку превращается в фарс, но я не удивляюсь, ведь чего только не увидишь в ночных видениях. Призраки, за которыми так тщательно скрывается мысль-виновница моего беспокойства, выступают наружу. Они обретают визуальную форму благодаря табачному дыму, который, не смотря на бушующий ветер, не развеивается. Он змеится пепельными щупальцами обратно, в салон. Затем эти тонкие полупрозрачные нити начинают сплетаться в рисунок. Сначала я не могу понять, что они показывают. Но затем, когда рисунок закончен, я вздрагиваю. Это лицо. Потом появляется еще одно лицо, и еще, и еще…
Лица мертвых девушек, до боли знакомые мне. Я запомнил их черты лучше любого фотоаппарата, я запомнил их крики лучше любого диктофона. Тогда, когда я занимался своей работой меня это не беспокоило. Но затем, когда этот сон еще только начинал меня преследовать, все эти припадки воспоминаний превратились в сводящие с ума кошмары. Образы девушек так хорошо врезались в мое сознание, потому что я их убил. Это была моя работа. И чего уж скрывать, в те времена я делал ее скорее ради удовольствия, а не денег. А еще, в качестве необходимого рабочего инструмента, у меня была такая компактная любительская видеокамера, на которую я снимал их мучения. Иногда я пересматривал записи. Изредка мастурбировал, но в основном я просто учился по видео, изучал анатомию, запоминал ошибки, что бы в следующий раз девушка не умирала так быстро. Их тела, сотрясающиеся от рыданий, холодный пот, затвердевшие от страха соски — это все не столь будоражило мой разум, сколь тренировало мои инстинкты садиста, мои знания. Теперь, конечно же, я об этом жалею. Но сможет ли кто-то пожалеть меня?..
Вспыхивает молния, и слепящий белый свет за одно мгновение уничтожает дымные лица. Криммер сильно вздрагивает, буквально подпрыгивает на месте, испугавшись как маленький ребенок. Окурок выпадает у меня из руки и тонет в глубокой луже. Руки Донелли на руле дергаются, машину заносит, она скользит по грязи, но Паоло опытный водитель и быстро спасает ситуацию. Мы едем дальше, как ни в чем не бывало, только вот мои мысли еще больше спутаны от нервозности, от сильной паники, в которую мутировало мое беспокойство. Головная боль чувствуется даже здесь, во сне и она отвлекает меня от странного чувства, что я одновременно знаю и не знаю свое ближайшее будущее. Я гляжу сквозь лобовое стекло, пытаюсь разгляедеть, что там, впереди. Но кроме черных, прилипающих друг к другу силуэтов деревьев, вырисовывающихся в молочном свете фар, ничего не вижу.
Роджер легонько трясет меня за плечо и, когда я перевожу взгляд на него, он просит у меня сигарету. Я протягиваю ему открытую пачку и он берет сразу пять штук, одну закуривает, а другие кладет в нагрудный карман. Я усмехаюсь и спрашиваю, немного ли он взял, тем более, что в за последний месяц, он только и твердил о том, что собирается бросать. Но он не отвечает, отворачивается к окну и щелкает зажигалкой. Паоло начинает напевать какую-то песню на итальянском своим хрипловатым басом, а я быстренько наклоняюсь к нему и даю подзатыльник. «Отвали на х.й, у.бок!» — Ругается он и, выернув руку назад, насколько это возможно, показывает мне средний палец. Я улыбаюсь, потом что чувствую, что немного повеселел. В этот момент очень отчетливо слышно карканье вороны и внедорожник замедляет свой ход. Мы прибыли.
Из машины выходим практически одновременно. Ноги утопают в жирной размокшей почве по самые щиколотки, когда мы отходим от машины, ходьба сопровождается громким чавканьем и хлюпаньем. Донелли ведет нас за собой, а когда он останавливается, я уже знаю куда мы пришли. Перед нами на небольшом холмике стоит дом. Хотя домом назвать его очень сложно – лесная хижина из серых гнилых досок с покосившейся восточной стеной. Окна без стекол заставлены листами фанеры. На сырой крыше покоятся руины некогда огромной кирпичной трубы. Я думаю о том, что бы если бы Волков со своей командой вздумали заявится сюда, им бы даже не понадобилось применять оружие мощнее Узи, что бы снести к чертям эту берлогу. Но Волков сейчас далеко. Предположительно в аду. Хотя этот мудак слишком везучий, и я бы не удивился, если бы узнал, что ему удалось умаслить боженьку и тот сделал его своим главным бухгалтером в небесной канцелярии.
Паоло скалится, демонстрируя свою белоснежную челюсть с одинм-единственным золотым зубом. Я удивляюсь, что сон такой подробный – я даже могу разглядеть гравировку на этом вставном зубе – герб Семьи. Донелли указывают на хибару и начинает объяснять, перекрикивая участившиеся раскаты грома:
- Вот в этом особняке ты будешь работать. Шеф оборудовал в подвале специальную комнатку.
После этих слов вспышка памяти едва не сбивает меня с ног, отозвавшись новым приступом головной боли. Перед глазами на секунду встает образ небольшого помещения, облицованного салатовым кафелем. В центре комнаты стоит механическая кушетка-кресло, на подобие тех, что есть в любом современном стоматологическом кабинете. Слева от кресла штатив с камерой, справа – хромированный столик на колесиках. На столике лежит кусок белой материи, под которым проступаю силуэты чего-то массивного. Я хочу протянуть руку и…
- Эй, — Донелли щелкает пальцами у меня перед глазами. – Ты меня слушаешь?
- Да. – Отвечаю я, глядя на него, как завороженный. – Но почему место пришлось изменить? Причем так далеко? У мистера Таркеса же множество подпольных убежищ.
- Шеф тебе не рассказывал? Их всех кто-то сдал. Кто-то из своих. Но пока ищут предателей, он не хочет, что бы работа прекращалась. Да и при этом мы же сами не получим ни цента! Так что тебе повезло – начнешь сегодня. Перед тем, как тебя забрать, мы кое-кого прихватили. Слышал, небось, как она пищит?
Это правда. Они взяли новую девушку. Странно, что под конец пути она затихла – может вырубилась?
- Давай, тащи крошку в дом, а то простудится еще! – Паоло гогочет, но его смех быстро сменяется кашлем, и он чуть нагибается, отхаркивая мокроту.
Я разворачиваюсь, что бы подойти к багажнику и замечаю, что Криммера рядом нет. Посмотрев в сторону, вижу Роджера, стоящего в нескольких метрах от внедорожника, под раскидистыми лапами исполинской ели. Он сложил руки на груди и немного пританцовывает, что бы согреется; все еще курит сигарету. Его взгляд теперь какой-то подавленный. Я не обратил на это внимание. Потом все равно все стало на свои места.
Открыв багажник, я смотрю на девушку – миниатюрная, через чур худая. Она не издает ни звука, но ее большие глаза-маслины смотрят на меня, полные ужаса, правда слез не видно. Выплакала вес по дороге. И тут что-то показалось мне странным, что-то было не так. Я быстренько подхватил ее под локте, выволок из багажника и поставил на ноги. Он сжалась, пятится от меня, но я и не тороплюсь вновь прикасаться к ней.
У меня в руках оказывается ее паспорт. Я не помню, как взял его.
Я смотрю на ее лицо. Очень молодое. Слишком молодое. Нет, я не спорю, бывают всякие девушки в наше время – и в 15 могут выглядеть на 20, и на оборот. Но что-то не дает мне покоя, сердце колотится так, словно пытается пробить грудную клетку и вылететь со скоростью пули. Пальцы немеют. Конечно от холода. Но и страх делает свое дело. Я открываю паспорт на последней странице и читаю. Ее зовут Виктория Доусон. 1999-ый год рождения…
Перед глазами бегут пурпурные круги. Земля раскачивается и я собираю все силы, всю свою волю в кулак, что бы не упасть. Ледяными ладонями держусь за воспалившийся лоб, паспорт летит вниз и медленно исчезает в грязи. Весь шум вокруг становится раза в три громче: капли падают со звуком теннисных мячей, отскакивающих от бетонной стены при игре в сквош; мое собственнок дыхание закладывает мне уши, а голос Донелли ревет, как мотор спорткара без глушителя.
- Эй! Ты чего там застрял? Понравилась девка?! Давай живей тащи ее в дом, потом будешь развлекаться с ней сколько захочешь!
Я выпрямляюсь и быстрым шагом иду к нему. Все как в тумане. Еще не дойдя до Паоло около метра, вытягиваю руки и хватаю за полы его кожаной куртки. Кричу ему прямо в лицо.
- ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ?!
- Ты чего, больной?! Что такое?
- ЧТО ЭТО ЗАНЧИТ, ТВОЮ МАТЬ?! ЕЙ 14 ЛЕТ! 14! ОНА ЖЕ РЕБЕНОК!
Донелли моментально понимает, что к чему. Он – прирожденный хищник и его инстинкты безупречны. Он улыбается, уже совсем по-другому, кровожадно и с силой толкается меня. Я едва не падаю.
- Ах вот оно что. Моральные принципы взыграли, да? – Его голос полон яда и неприкрытой угрозы. – То есть, как пытать и убивать тех шлюшек, так это ты мастер. А как увидел эту малолетку, так решил стать рыцарем? Ты кажется забыл, кто ты.
Он прав. Он всегда прав. Я псих. Маньяк, который корпел над каждой девушкой по нескольку часов, причиняя ей невыносимую боль и не давая умереть, пока запись не закончится. В основном заказы были на 2-3х часовые фильмы. И ничто, ничто и никогда на протяжении этих 2-3ч часов не заставляло меня отступить. Но то были шлюхи. Зараженные, порой, третичным сифилисом продажные девки, которые были готовы и дерьмо твое сожрать, если ты накинешь сверху чаевых на пять баксов больше. Шлюхи. Их не жаль. А вот дети для меня всегда были табу. Я сам иногда смеялся над своими принципами, но изменить им почему-то не мог. Однажды Долан Таркес, глава Семьи, пригласил принять участие в одних съемках с 12-летней девочкой. Не снафф, просто порно, ее даже собирались оставить в живых после этого. Мне пообещали кругленькую сумму. Так как Таркес любил, что бы все делали его знакомые люди, он использовал в видео только кого-то из Семьи и в этот раз выбор пал на меня. Нет, Долан был прекрасно осведомлен о моих запретах, но это-то как раз и заставило его войти в азарт – сломить меня деньгами, что бы я наконец согласился. И поначалу я согласился. Напился до такой степени, что сил хватало только ходить, и ввалился в студию. Девочку уже трахал здоровенный, черный как смоль, африканец. Мокумба. Таркес нанял его к себе, когда тот эмигрировал в США после службы в армии повстанцев. Мокумба резал детей, стариков, женщин и калек по приказу своего капитана там, еще в Африке. Поэтому он сразу приглянулся шефу и он не оставлял его без работы ни одного дня. Я же, увидев картину, как этот черное чудовщие насаживает на вой огромный хрен это милое создание, сразу проблевался. Упал на четвереньки и извергал тугую струю блевотины под гогот Мокумбы и Долана. Я вернул деньги боссу и больше никогда не появлялся в студии. Вот так. Можно смеяться над этим – садист со стажем пожалел ребенка. Но, видимо, я не настолько псих, каким меня посчитали журналисты из Нью-Йоркера.
- Она ребенок… Это табу. Ты же знаешь. Долан знает… — Я часто-часто дышу и с испугом смотрю на Паоло. Он продолжает скалиться и смотреть на меня этим ужасным взглядом.
- Шеф сказал, что заказчик платит за это видео в четыре раза больше обычного. В четыре!!! Да после этого, мать твою, мы станем самыми богатыми людьми в Семье после босса. Мы уже считай миллионеры, Энтони, гребанные б.ять миллионеры!!! Хочешь собственный пентхаус, а? Яхта и тропические острова по нескольку раз в год? А хочешь свой собственный остров?! Ты подумай, один такой заказ и все, можно брать отпуск хоть на круглый год!
Он говорит быстро, его маниакальный блеск в глазах пугает меня. Не из-за проявившейся в этом блеске в жестокости, нет. Он пугает меня потому, что я знаю этот блеск, он мне знаком. Этот же блеск только уже в моих глаза видели все те шлюхи, которых я разделывал на кушетке, как свиные туши.
- Так нельзя. Я не… Я не буду этого делать.
Взгляд Донелли тут же меняется. На миг в нем проскальзывает удивление. Но тут же возвращается злоба.
- Соскочить значит решил, а? Свалить хочешь?! Да только ты знаешь, Энтони, знаешь, что соскочить не получится. – Голос Паоло скатывается в какой-то полубезумный страстный шепот. – Ты прекрасно знаешь, что из Семьи выход только ногами вперед. Либо ты можешь заплатит шефу, выплатить всю ту сумму, что он потратил на гонорары тебе. Только денег таких у тебя нету. И не будет, по крайней мере, если ты не проработаешь с этой малышкой. Так что выхода нет. Бери девку и идите в дом.
Я оглядываюсь на Криммера. Смотрит на нас он совсем затравленно, словно дворовой кот, которого зажали в угол хулиганы и хотят привязать петарды к его хвосту. У его ног уже два окурка, а в руке последняя сигарета. Он даже не курит ее – теребит между пальцев, ссыпая промокший табак на землю. Помощи от него ждать не стоит, это я понимаю сразу.
Вновь посмотрев на Донелли, я заметил, что он положил одну руку на кобуру, закрепленную на поясе.
- Ну давайте, мистер Крамер, нападайте на меня! – С безумным весельем в голосе вскрикивает итальянец. – Нападайте, и посмотрим, что будет.
Безысходность и отчаяние разрывают все внутри меня. Гром не стихает ни на минуту, молнии рассекают небеса, точно скальпели плоть. В этих белых всполохах Доннели выглядет еще безумнее. Дождь заливает мне глаза, а ветер впивается мне в кожу мириадами морозных игол, но мне плевать на холод. Андреналин в крови разгоняет тепло по телу.
Я бегу. Доннели стоит, не шелохнувшись, стоит и выжидает. Я бегу. В последний момент, уже почти добежав до него, я понимаю, что стрелять он не собирается. Он резко убирает руку с кобуры и, сложив в кулак, посылает мне в лицо. Я падаю. Темнота, вспышка молнии, гром, крик Роджера. Это обморок, обморок, обморок обморокобморокобморок…
Часть 2. Заражение
3 февраля, 2013 год. Начало заражения – 1% процент населения.
Проснулся я, как всегда резко, чуть не сбив будильник рукой. Этот сон скоро сведет меня с ума, но поделать я ничего не могу. Привычным, доведенным до автоматизма движением, открываю ящичек в прикроватном столике. Достаю пластиковую колбу с давно сорванной этикеткой, вытряхиваю оставшиеся внутри таблетки в ладонь, сложенную ковшиком и закидываю себе в рот. Хочу запить, тянусь к столику, но стакана там нет, поэтому со стоном разочарования встаю и иду на кухню. Во рту ужасная горечь, холодный паркет обжигает голые ступни.
Налив воду, я думаю, что на сегодня запланировано. Я не из племени педантов, которые записывают распорядок дня, но и плыть по течению, я считаю, могут только дебилы. Я — золотая середина, так сказать.
Вообще у меня сегодня куча дел, но я не тороплюсь. Когда живешь в таком сумасшедшем ритме, как я, обязательно появляются проблемы с сердцем. Доктор говорил, что если буду продолжать в том же духе, то один из сердечных приступов убьет меня. Скажем так, на слово я ему не поверил, но рецепт на лекарство взял. Предусмотрительность и благоразумность досталось мне от папаши. Он – русский и постоянно говорил, что у настоящий русский должен прислушиваться ко всем но делать все равно по-своему. Наверное поэтому, когда у него обнаружился рак яичек он сказал хирургу, что бы отрезали левое, потому что, оно, по его ощущениям, болело больше. А опухоль-то была в правом.
Сначала надо было зайти в бар и хорошенько подзаправится. Алкоголь, возможно, не способствовал скорейшему выздоровлению моего сердца, но разум он лечил отменно. На протяжении всего дня потом не было ни одной мысли о гребанных снах. Тем более, в моем любимом заведении продавался отличный виски по смехотворной цене. А любовь к халяве у меня тоже наследственная. И тоже русская. Затем в моих планах стояла поездка к Гэбриэлу, моему связному. После того случая с Викторией меня повысили и заказы я собирал индивидуально. А Гэбриэл, чистокровный еврей, тот еще засранец. Он сумел бы уговорить нищего отдать все, что тот напросил за день. Так что я лишь убедился в своей правоте по поводу бара – на трезвую голову я всегда хотел убить Гэба.
Поэтому я не стал медлить и, быстро собравшись, покинул квартиру.
***
Бар назывался «Бардова заначка». Стилизованный под классический английский бар для лондонских денди прошлого века, он был тем не менее уютным. Да и сила привычки играла свою роль – местечко это было для меня вторым домом.
У стойки я сразу заметил их – братья Джозеф и Джозеф Картеры. Самые старые завсегдатаи «Бардовой заначки», которых я знал. Наверное, их родители думали, что обладают отменным чувством юмора, называя своих сыновей одинаковыми именами. Когда я приблизился и заказал пинту пива для начала, Джозеф старший как раз рассказывал младшему какой-то анекдот:
- Слух сюда, малой. Заходит как-то в бар мужик и жираф. Ну они напиваются в хлам. Мужик собирается уходить, а жираф валяется на столике без сознания. Бармен кричит в след мужику: «Эй, забери с собой эту хрень!». А мужик поворачивается и отвечает: «Это не хрень. Это жираф». Не, ну ты понял, да?!
Старший залился лающим хохотом, и бил ладонью по стойке. Видимо, его ни сколько ни смущало то, что его брательник уже видит третий сон и пускает слюни. Я лишь усмехнулся.
Пиво никак на меня не подействовало, а вот уже после первого стаканчика виски я почувствовал, что возможно сегодня свою привычную порцию выпивать не стоит.
Тем более, что когда я развернулся на барном стуле и стал лениво глазеть на посетителей, в толпе я увидел ее. Викторию.
Наваждение прошло за считанные секунды, но вот осадок остался. Я поперхнулся виски, и его остатки потекли по подбородку, капая на мою рубашку. Хорошо, что хоть она была черная, и следов не было так заметно. Но, так или иначе, я решил остановится, и больше ни капли сегодня в рот не брать.
На выходе из бара я еще раз осмотрел толпу. Девушку, которую я принял за Викторию, уже опаивал коктейлем какой-то хмырь у стойки. Да и не могла это быть она. Что делать 14-летней девочке в баре?
«14-летней мертвой девочке» — шепнул внутренний голос. «Что будет делать здесь эта дохлая соплячка? Выпивать с тобой «секс на пляже»? А может он покрутит перед тобой своей разлагающейся задницей и пригласит в уборную, а Энтони?».
- Заткнись!
Некоторые посетители и люди на улице, подходившие к «Заначке», посмотрели на меня. Я показал средний палец всем, кому смог и поспешил в метро.
***
- Мамочка, смотри, у дяди большой живот! – Какой-то малыш лет восьми, в полосатой тенниске дергал мать за руку и указывал куда-то в толпу, скопившуюся у края платформы.

Поезд долго не шел. Я все стоял, прислонившись к холодному граниту колонны, и всматривался во тьму тоннеля. Гэбриэл атаковал мой мобильник смс-сообщениями с напоминанием, что я опаздываю. Конечно, этот скупердяй хотел поскорее посчитать, сколько же процентов ему перепадет от заказа за работу связным. Меня же лично волновали сейчас не деньги. Иногда я думаю (я не могу об этом не думать), нашла ли полиция ту хибару в лесу? Вернее то, что от нее осталось, когда, поработав с Викторией, я сжег дом. И если да, смогли ли копы разобрать завалы и найти потаенную дверь, ведущую в подвальную комнату? И как скоро весть об этом дойдет до СМИ? В общем-то, это должно случиться очень быстро – такая кошмарная сенсация озолотила бы газетчиков. И, так как ничего подобного пока не произошло, можно было не волноваться.
- Мам! Ну ма, посмотри! – Мальчуган вес донимал свою мать, во весь голос заявляя о неком «дяде с раздутым животом».
- Сэм, показывать пальцем на людей неприлично! – Немолодая, но красивая женщина в черном пальто одернула своего отпрыска и прижала к себе.
Поезда все не было. Как странно… Я поглядывал на часы и уже намеревался позвонить Гэбу и спросить, не слышал ли он чего о перемене расписания в метро.
И тут случилось это. Сначала я даже внимания не обратил, лишь услышал, как в толпе прокатился ропот и сдавленные возгласы. Потом я обернулся.
Люди расходились друг от друга, их взгляды были устремлены в одну и ту же точку. Толпа постепенно рассасывалась, открываю моему взору то, что было до этого момента скрыто в ее центре. Когда последний человек отошел от края платформы к эскалаторам, я, наконец, увидел.
Плотный мужчина с раскрасневшимся лицом скорчил гримасу боли. Он ничего не замечал вокруг: ни как люди отошли от него подальше, ни как кто-то вызвал охрану метрополитена и двое людей в форме уже приближались к нему с пистолетами наготове. У меня промелькнуло в мыслях: «Странно, почему они вызвали охрану, а не медиков. Почему охрана не стремится ему помочь, а наставляет на него дуло стволов?». Но, как только заслонявший мне обзор охранник сдвинулся в сторону, я понял, в чем дело.
Кожа мужчины на лице менялась. Сначала это были как бы волдыри, потом они набухли и стали пульсировать, окрасились в розовый цвет.
- Сэр? – Окликнул его один из охранников, стоящий ближе всего к незнакомцу. – Сэр, у вас все в порядке?
Мужчина не смог ответить. Он лишь еще больше согнулся от боли и стал скрежетать зубами и как-то по-животному скулить. Поднял руки к лицу и стал пальцами теребить непонятные вздутия, расчесывать их. А затем уж и вовсе стал отдирать эти пузыри. Словно в замедленной съемке я наблюдал, как он сжимает один пузырь и отрывает его. Тот будто отклеивается от щеки, оставляя за собой нить блестящей слизи. За минуту лицо мужчины словно закипает – кожа бугрится, приходит в движение. Вес новые и новые вздутия появляются на ней.
- О мой бог! – Вскрикивает охранник. – Фрэнк, вызови полицию и скорую!
Пока Фрэнк выходит из оцепенения, достает мобильник из кармана и набирает номер, его напарник еще на пару шагов приближается к человеку с кошмарным лицом-месивом.
- Что с вами?! – Спрашивает он и его голос срывается на фальцет.
Мужчина не скулит даже, он уже орет во всю глотку, но ничего ответить по-прежнему не в состоянии. Все люди на станции, словно загипнотизированные, смотрят на страдальца, но, так же, как и он, не способны вымолвить ни слова. Женщина в пальто с сыном, стоящие ближе всех остальных пассажиров к мужчине, вскрикивает и указывает куда-то вниз. Мой взгляд скользит в этом направлении и я вижу, как живот мужчины, до того просто казавшийся полным, начинает раздуваться. Он принимает идеально круглую форму и растет, будто футбольный мяч, накачиваемый воздухом из насоса. За считанные секунды живот принимает просто фантастические размеры. Широкая майка, до этого момента скрывавшая телеса, задирается вверх и становится видна плоть мужчины. Пепельно-серая, как у мертвеца, с темными толстыми жилами. И все те же розовые пульсирующие образования, что и на лице этого человека. Они сидят на коже, будто грибы или плесень и двигаются. У меня в голове тогда, не знаю сам почему, пронеслась такая мысль: «Да они же живые! Эти чертовы штуковины живые и шевелятся они потому, что дышат!». Я никогда не любил эти дерьмовые ужастики про разных мутантов и тварей из космоса, но тут все было реально – вот он монстр, прямо передо мной…
Тут послышалось еще несколько криков со стороны зевак, женщина, держащая за руку сына, завизжала. Почти половина толпы ринулась на эскалаторы, другие просто обездвижено стояли, не в силах побороть шок, и смотрели. Какой-то молодой паренек азиат достал из кармана телефон с камерой и начала снимать.
Мужчина тем временем корчился и извивался, как будто его бьет судорога. Он драл себе лицо руками, его голос становился все более высоким. Я хотел попятится, забыв, что стоял прислонившись к колонне, поэтому просто вжался в нее и наблюдал за происходящим. Живот мужчины все рос и странные отростки на нем лопались, истекая розовой жижей. Вдруг он посмотрел на меня и его взгляд как будто бы перестал быть замутненным пеленой боли и безумия. Он стал совершенно осмысленным, как будто этот человек узнал меня. И, о боже, он стал неосторожно, будто младенец, учащийся ходить, ступать в мою сторону. Дальше события развивались с ужасающейся быстротой, все казалось нереальным.
- Джон, что там? – Совершенно бестолково спросил Фрэнка его напарник, как будто всерьез надеясь узнать у ошарашенного приятеля ответ на этот вопрос.
Фрэнк начала отходить от человека, держа его на прицеле. Джон последовал его примеру. Но они не успели. Когда раздувающийся мужик преодолел почти половину пути ко мне, Фрэнк стоял где-то в двух метрах от него. В этот самый момент оно случилось.
БУМ!
Звук, с которым лопается тугой полностью надутый футбольный мяч, эхом отозвался по всей станции. После этого уже все пассажиры закричали. Живот этого человека («этой твари» — сказал внутренний голос) лопнул. После оглушительного звука, через доли секунды послышался новый – это чавканье и хлюпанье («Ты идешь, утопая по лодыжкив грязи к дому и тащишь Викторию за собой. Ваши ноги чавкают и хлюпают в бурлящей грязи». Из взорвавшегося живота хлынула отвратительная розовая волна жидкости с мясистыми «дышащими» кусочками чужеродной плоти. Она окатила Фрэнка, достал и до Джона, а ее остатки растеклись по полированным плитам пола. Хаос стартовал: крики, толпы по обе стороны станции прорываются к выходу. Мать тащит сына практически у себя на плече. Давка. Кто-то падает, люди бегут по упавшим, ломая им кости. Кто быстрее, кто-то медленнее прорывается на верх эскалаторов. Азиат с камерой забрался на разделитель эскалатора и, цепляясь за фонари, пытается подниматься по его скользкой поверхности вверх. Снова крики, детский плач. Я гляжу на Фрэнка и Джона. Они стоят на месте и в совершенном непонимании осматривают самих себя, обляпанных жижей. Их одежда пропитана розовой субстанцией насквозь, на козырьке кепки Джона трепещется один из отростков, но охранник этого не чувствует. Через секунду я огибаю колонну и бегу.
Последнее что я вижу, перед тем как отвернутся – двое охранников все еще стоят. А их кожа раздувается и пульсирующие волдыри проступают наружу…
Я тыкаюсь кому-то в спину, беру этого человека за плечо и отталкиваю назад. Потом еще и еще одного. Пытаюсь выбраться вперед.
БУМ! БУМ!
Мне не надо поворачиваться назад, что бы узнать источник этих звуков. Это Джон и Фрэнк. Уже ничто меня не удивляет. Я ускоряю темп, уже не просто отталкиваю всех – я бью их. Одной женщине попадаю прямо в лицо локтем. Бью коленом в пах впереди стоящего подростка, он согинается и, с помощью движения моей руки, летит вниз с лестницы. Толкаю в бок какого-то старикана плечом. Я уже на середине эскалатора.
БУМ!
А вот это заставляет меня вздрогнуть. Дав слабину, оборачиваюсь. Кто-то в рвущейся на верх толпе раздулся и взорвался. Этот кто-то стоит прямо в моем ряду, сзади, всего в метрах трех. Розовая волна накрывает нескольких людей рядом со мной. Я смотрю. Их лица кипят. Я смотрю. Отростки появляются как будто бы сквозь кожу и шевелятся, как языки вырванные из челюстей и приклеенные на щеки. Я смотрю. Я чувствую. Что-то теплое течет по моей щеке. Я машинально вытираюсь и оглядываю ладонь – розовая мерзость склеивает мои пальцы и тягучими ошметками плюхается мне на туфли. Тепло. Потом нестерпимо жарко. Лицо чешется. Я тянусь к своей щеке и нащупываю там кожистое, склизкое образование. Еще жарче.
БУМ!
***
- Новый пациент? – Кларисса помогает коллеге установить капельницу и котетор.
- Да.
- Опять из метро?
- Ага. У нас почти 70 процентов палат ими забито.
- Ну, давай запишу его в бланк. Он хоть живой останется до следующей недели?
- Да, доктора говорят, что он из всех демонстрирует поразительное здоровье. Абсолютно чистый, без этих пузырей на коже. Так что да, я думаю будет как огручик.
- Хорошо. Запишу. Как там его?
- Энтони Логан Крамер. Документы можешь сама в картотеке посмотреть.

Продолжение следует…